24.11.2016, 19:40

В студии Алексей Киселев. И сегодня в программе «Люди дела» мы поговорим с главой департамента стратегии и инноваций «Газпром нефти» Сергеем Вакуленко. Сергей, здравствуйте.

Здравствуйте.

Среди прочих ваших обязанностей вы в компании «Газпром нефть» отвечаете за стратегию, перспективное развитие компании, расчет рисков, аналитику рынка, построение прогнозов. Что самое сложное при долгосрочном планировании на российском рынке?

Я не думаю, что есть большая разница между моей работой и работой моих коллег в BP, в Shell, то есть речь идет не только о российском рынке. Для нас всех ключевым является вопрос - что будет с нефтью как с топливом, что будет с мировой энергетикой, насколько долго нефть еще будет востребована. Дело в том, что проекты, в которые мы вкладываемся, которые мы запускаем, осуществляются на протяжении 40–50 лет. Соответственно, нам приходится думать на очень дальнюю перспективу. На это влияют самые разные вещи, начиная от проблем с климатом, развитием альтернативных технологий и кончая долгосрочными прогнозами того, как будет развиваться мировая экономика. И оценить вот эти перспективы, наверное, самое трудное.

- Но это если говорить о проблемах глобального рынка. Можно выделить какие-то сугубо российские истории?

Для России все нужно умножать на два, потому что в большинстве других стран налоговая, фискальная и прочая политика государства для нефтяных компаний - это перемена экзогенная, от нефти слабо зависящая. А в России, поскольку нефть - это существенный донор государственного бюджета, развитие российской экономики и уровень налоговой нагрузки тоже очень сильно зависят от цены на нефть. Поэтому здесь такая рефлексия второго уровня начинает наблюдаться.

- И особое внимание приковано к этой отрасли, естественно.

Да, разумеется. То есть нефтянка в России больше, чем нефтянка.

Тем не менее нефтяников в России очень и очень любят. А насколько вы опираетесь на прежний опыт компании при построении прогнозов на будущее?

Главное, на что мы опираемся здесь,- это компетенция, взгляд на то, что компания умеет делать, как умеет отвечать на те или иные возникающие вызовы. И здесь, пожалуй, важнее даже не набранный набор активов, неодушевленных вещей, а то, как организация и люди, работающие в ней, могут решать новые задачи, отвечать на вызовы. Активы, месторождения, заводы - это все очень важно, мы развиваем их, конфигурируем так, чтобы они могли работать в самых разных внешних обстоятельствах. Но главное - это, конечно, люди, команда, которые мобильны, гибки и смогут найти решение, какая бы проблема ни встала.

Стратегии и инновации связаны так, что то, как будет выглядеть отрасль через 20–30–40 лет, очень сильно завязано на технологический прогресс. Кстати, не только технологический, но и в том числе организационный

Хочется затронуть тему некой методологии и общих стандартов. Можно ли как-то подстроить долгосрочное развитие компании, загнать его в некие рамки, подогнать под некую методологию и стандарты?

Существует множество, десятки разных подходов к методологии разработки стратегии. Вот компания BCG написала книжку «Для вашей стратегии нужна стратегия», в которой перечисляются эти сотни подходов. На самом деле методология, с одной стороны, есть, но это способ, который позволяет собрать разрозненные способы прогнозирования в какую-то стройную систему. Мы внедрили подобное у себя в основном для того, чтобы у нас была общая система координат, единый набор подходов, позволяющих сравнивать планы проектов в разных отраслях бизнеса, позволяющих одинаково думать над тем, как нам строить, скажем, новую заправку, покупать новое судно-бункеровщик, или бурить новую скважину, или прокладывать профиль сейсморазведки. На каком-то достаточно высоком уровне абстракции это делать можно, а дальше, будучи живыми, разумными людьми, мы гибко меняем эти подходы под специфику конкретного бизнеса.

Можете дать, хотя бы приблизительно, хайлайты, какие-то основные точки этой общей для всех стратегии, каким образом это приводится под единый знаменатель?

Первое, от чего мы идем,- это условие, что все проекты должны обеспечивать достаточный возвратный капитал. Второе - это условие, что все проекты работают в единых сценарных условиях вне зависимости от цен на нефть, курса доллара и всего остального. При этом мы никогда не смотрим на единую цену на нефть, мы не занимаемся ее прогнозированием. У нас есть три сценария - высокий, средний, низкий. Под каждый из них есть история, которая описывает, как бы мог развиваться мир, чтобы результатом была такая цена на нефть. И соответственно, все проекты описывают себя вот в этом едином базисе, на единых предпосылках. А дальше у нас есть подходы к тому, как рассматривать риски, неопределенности, как смотреть на внешние и внутренние факторы развития, и, соответственно, мы можем достаточно равно с одинаковыми подходами смотреть, как проекты справляются с вызовами внешней среды, а также технологическими и политическими вызовами.

А каким образом совмещаются стратегия и инновации? Ведь далеко не все какие-то нововведения у нас получают в конечном счете путевку в жизнь и вообще в принципе оправдывают ожидания. Где здесь найти точку некоего здравого баланса?

Стратегии и инновации связаны так, что то, как будет выглядеть отрасль через 20–30–40 лет, очень сильно завязано на технологический прогресс. Кстати, не только технологический, но и в том числе организационный. Инновации бывают не только технические, не обязательно изобрести что-то новое, а можно по-новому организовать работу, поэтому связаны они неразрывно. Опять-таки, планируя жизнь на ближайшее столетие, важно понимать, какие технологии тогда будут важны, важно понимать не только, в какие проекты физически мы инвестируем, но и то, как и в какие новые умения и технологии мы вкладываемся.

В нашем департаменте работают люди с разным опытом. Главное, что их отличает,- это открытый взгляд на вещи, готовность учиться новому и подвергать сомнению практически все что угодно, синтезировать и приходить к ответу, а потом идти дальше, даже когда ответ найден

Есть ли, по вашему мнению, в России возможность самореализации для людей с хорошим зарубежным образованием? Или такие люди все-таки чаще слышат о своей избыточной квалификации, да, overqualified? На самом деле, поясню свой вопрос для слушателей: за плечами у Сергея сразу несколько программ в престижных учебных заведениях мира, среди прочего это степень магистра права и дипломатии во Флетчерской школе - это одна из школ Гарварда.

Сейчас точно можно достойно применить свои таланты. Если почти 20 лет назад, когда я оканчивал школу, можно было говорить, что проблемы, с которыми сталкивался российский бизнес, настолько специфичны, что западное образование не может дать непосредственные посылы к действию. Сейчас же российская экономика, российские предприятия находятся абсолютно в канве международного бизнеса, и задачи здесь ровно такие же, с которыми сталкиваются их однокашники, поехавшие работать в Корею, в Англию или куда угодно еще. Но в России работать интереснее потому, что здесь есть много шансов построить самому что-то новое и интересное. Когда работаешь в устоявшейся бизнес-среде на Западе, не уходит ощущение того, что служишь наладчиком рядом с великолепным, прекрасным, продуманным, хорошо построенным механизмом - ну там маслица надо куда-нибудь капнуть или вот колесико вернуть на предыдущее место. Но при этом существует очень сильное ограничение, потому что все придумано, все построено 10–20–50 лет назад. А здесь есть шанс построить что-то XXI века самому с нуля, и это очень интересно.

Хорошо. А как к специалистам, которые продолжили свою карьеру в России после получения зарубежного образования, относятся за рубежом? Можно ли выйти на какие-то новые для себя горизонты, как раз таки пройдя школу опыта в России?

Думаю, что можно.

- То есть это даже скорее перспективная история получается?

Да, потому что опять-таки это опыт построения чего-то нового в достаточно непредсказуемой ситуации, это не повторение одних и тех же паттернов и моделей, это не прохождение еще раз по очень натоптанной тропе, которое регулярно совершают люди на Западе, это пионерская работа.

А вы отправляете своих сотрудников куда-либо учиться или повышать квалификацию, в российские вузы или иностранные? Возможно, компания даже что-то субсидирует в данном случае, поддерживая таким образом сотрудников?

Да, у нас много образовательных программ самого разного уровня: есть корпоративный университет, в котором учат по специализированным программам, которые на самом деле являются адаптацией учебных программ бизнес-школ: Стокгольмской, «Сколково», ряда других. Есть специализированные курсы - в том числе и с провайдерами международными или российскими - по управлению проектами. Учась на них, люди получают очень много контента, но при этом без отрыва от производства. Здесь также важно, что эта учебная программа заточена под конкретные нужды и под те конкретные проекты, с которыми они работают. Она гораздо более приземленна, гораздо менее абстрактна. Но кроме этого люди ездят и на стандартные обычные программы, как правило Executive MBA. Были случаи, когда сотрудники учились и в Гарварде, и в Швейцарии, периодически уезжая на модули по неделе-две, и компания этому тоже помогала.

Часть нашей функции в компании - задавать неудобные вопросы, которые люди предпочитают самим себе не задавать

А какая команда, по вашему мнению, нужна для построения собственно долгосрочных прогнозов, для разработки стратегии и какой квалификацией, главное, в данном случае должны обладать люди?

В нашем департаменте работают люди с разным опытом: и окончившие Губкинский университет, и человек, который несколько лет работал генеральным директором актива на севере Западной Сибири, и выпускник, получивший американский MBA, и человек с кандидатской диссертацией по экономике, и ребята помоложе, выпускники Физтеха. Главное, что их отличает,- это открытый взгляд на вещи, готовность учиться новому и задавать правильные вопросы, подвергать сомнению практически все что угодно, синтезировать и приходить к ответу, а потом идти дальше, даже когда ответ найден. С другой стороны, нужно понимать, что мир может быть сложнее и богаче, чем нам в любой момент кажется. То есть это сплав теоретических знаний, практического опыта, знаний экономики и отрасли.

- И умения задавать вопросы там, где, казалось бы, их задавать нельзя, да?

Да. Наверное, часть нашей функции в компании - задавать неудобные вопросы, которые люди предпочитают самим себе не задавать.

Ну это замечательно, это нам как раз таки, журналистам, очень и очень знакомо. Сергей, позволю себе небольшой личный вопрос: насколько я знаю, вы участвуете в программе «Что? Где? Когда?», и это для души или это развитие? И вообще, нужно ли приобщать свой коллектив, своих сотрудников к подобного рода мероприятиям?

Я действительно играл в «Что? Где? Когда?» в Чайном домике в Нескучном саду, тому уже, наверное, лет семь или восемь, мы тогда проиграли, и больше я за столом в телепрограмме не оказывался, хотя там бываю время от времени, в домике, в качестве члена клуба. Я играю в «Что? Где? Когда?» и вне телеэкрана, я даже был пару раз чемпионом России - это спорт такой. Это для души, мне просто это очень интересно брать некий комплекс знаний, которым обладаю я, сводить его, получать ответ вместе с очень интересными людьми, с которыми я играю в одной команде.

Спасибо. В программе «Люди дела» сегодня мы общались с главой департамента стратегий и инноваций «Газпром нефти» Сергеем Вакуленко.

Сергей Владимирович, недавно в «Газпром нефти» была утверждена программа инновационного развития до 2020 года. Как создавался этот документ?

Документ является в каком­ то смысле «наследником» глав об инновациях в нефтяном бизнесе, которые входят в программу инновационного развития «Газпрома». Технологиям в «Газпром нефти» традиционно уделяется большое внимание, и соответствую­щая программа у компании была всегда, хотя до определенного момента не была оформлена в стратегию. К при­меру, одним из приоритетных направ­лений инновационного развития ком­пании в сегменте разведки и добычи является эффективная разработка труд­ноизвлекаемых запасов (ТРИЗ). Это широко обсуждаемая в отрасли тема, но чтобы сейчас стало возможно рас­сказывать о каких то результатах, мы начали работать над решением этих задач два-­три года назад. Аналогичная ситуация складывается и в блоке переработки нефти.

Какие мероприятия по модернизации заводов предусмотрены программой?

Если говорить об НПЗ, то вся про­грамма модернизации включает в себя две крупные волны реконструкции. Первая - это реализация программы качества, в рамках которой были построены установки облагораживания топлива. Это позволяет нам к середине текущего года перевести все заводы на выпуск топлива класса 5. Второй этап модернизации, который как раз и нашел отражение в стратегии инновационного развития - повы­шение глубины переработки нефти. До 2020 года пройдет реконструкция установки глубокой переработки нефти в Омске и установки каталитического крекинга в Москве. Кроме этого, на обоих заводах будут построены установки коксования, а также гидро­крекинга на Омском, Московском и Ярославском НПЗ. В итоге проектная глубина переработки на наших заводах превысит 94%, а выход светлых - 77%.

Программа предусматривает использование российских технологий?

Да, они разрабатываются совместно с Институтом нефтехимического син­теза РАН (ИНХС) и Институтом проб­лем переработки углеводородов РАН. Совместно с ИНХС создана техно­логия экологически безопасного полу­чения высокооктанового компонента автобензинов, которая позволяет нам работать в непосредственной близости от города, что особенно важно для Московского завода. Вместе с этим же институтом мы разрабатываем уни­кальные технологии переработки тяже­лых нефтяных остатков, гидрокон­версии гудрона. Хотя окончательная оценка целесообразности их промыш­ленного внедрения запланирована на 2016 год, у нас уже достаточно уве­ренности в успехе этой технологии. Кроме этого, в Омске работает единственное в России производство по выпуску катализаторов, и одно из направлений нашей деятельности - развитие выпуска российских катализа­торов со свойствами, превосходящими иностранные аналоги. Для этого мы сотрудничаем с Институтом катализа и Институтом проблем переработки углеводородов Сибирского отделения РАН. Разделение труда и кооперация состоят в том, что научные учреждения прекрасно разрабатывают принципы новых технологий и процессов, а мы - доводим их до промышленного при­менения, масштабируя от пробирки до заводской установки.
Эффект мыла

А как обстоят дела в сегменте добычи?

Важные направления - повышение нефтеотдачи и работа с трудноизвле­каемыми запасами. Для выполнения этих задач компания активно приме­няет бурение горизонтальных скважин и множественные гидроразрывы пла­ста (ГРП). Причем технологию многоста­дийного ГРП, эффективную для работы с ТРИЗ, мы впервые начали использо­вать только в конце 2011 года, а уже в 2013 году планируем провести более 120 подобных ГРП. Этот пример хорошо показывает динамику внедрения компанией эффективных технологий. Пока, изучая представленные на рынке технологии, нам в значитель­ной мере приходится взаимодейство­вать с глобальными подрядчиками; впрочем, в России под их флагом работают российские специалисты. В то же время нами используется технология «Электронное месторождение», разработанная совместно с Уфимским научнотехническим центром.

Это именно российская разработка или адаптация западного программного продукта?

Некоторая адаптация присутствует, но это не только программный продукт. Здесь дело в подходах, точном понима­нии того, что происходит на месторож­дении, способности оперативно конт­ролировать темпы закачки, включать скважины в режиме нестационарного заводнения. Для этого используются алгоритмы, которые разработаны в том числе и российскими ИТ ­подрядчиками - Уфимским НТЦ и ИТСК. Сейчас в мире существует изрядный задел технологий. И есть такое понятие - «проклятие первопроходца». Первопроходец, наступая на все воз­можные грабли, тратит на создание и коммерциализацию технологий много ресурсов. Идущие следом за ним способны повторить его успех за более короткое время и с меньшими уси­лиями и затратами. Перед нами сейчас немало технологий, которые уже ком­мерциализированы, и нам не надо тра­тить время, деньги, набивать шишки, занимаясь их внедрением. Нужно просто эффективно выбрать и адаптиро­вать необходимое. Так что наша основ­ная задача на данный момент - сохра­нять и развивать способность быстро оценивать, что происходит на рынке, и внедрять лучшее из предложенного в свое производство.

Какие работы предусмотрены по повышению нефтеотдачи?

Примером использования технологии для повышения нефтеотдачи можно назвать метод полимер­щелочного заводнения, который нам предлагает использовать Shell. Технология уже активно применяется в Канаде, Китае, опытные работы проходят в Омане. Если объяснять на пальцах, низкий коэффициент извлечения нефти (КИН) связан в том числе с тем, что нефть при­липает к породе и остается в пласте. Основная идея новой технологии- зака­чивать в скважину не воду, а опреде­ленный коктейль из химических соста­вов для повышения КИН. Входящая в состав коктейля щелочь подготавли­вает породу и, взаимодействуя с неф­тью, усиливает эффект дополнительно закачиваемого поверхностно­активного вещества, которое отдирает нефть.

То есть получается эффект мыла?

Да, совершенно верно. Сначала сода, потом мыло - образуется эмульсия, взвесь капелек нефти в воде, как масло на сковороде при добавлении моющего средства. Если после этого вытеснять эмульсию просто водой, то она будет обтекать образовавшиеся капельки нефти, а если добавить некий загущающий компонент, то он будет вытал­кивать капли, как поршень. Затем нагнетается обычная вода, которая толкает образовавшийся «тромб». Это называется химическим заводнением.

А какие химикаты используются?

Довольно простые. В общем­то все необходимое можно найти даже на кухне ресторана: сода, моющее сред­ство и гуаровая камедь, хотя на произ­водстве используются не совсем эти же вещества.

Наверняка возникнут вопросы - не вредно ли это для грунтовых вод.

На качество грунтовых вод это никак не повлияет. Составы закачиваются ровно в тот пласт, в котором уже есть нефть. Аон по определению изолиро­ван, ведь иначе нефть тоже попадала бы в грунтовые воды, а она - куда более опасный загрязнитель. К тому же завод­нение происходит на глубинах 2-3 км.

В каких регионах планируется применять эту технологию?

Сейчас мы рассматриваем потенциал ее применения в ХМАО и ЯНАО. Так как ее предлагает Shell, пилотным будет проект на Салымском месторождении, которое разрабатывает СП Shell и «Газпром нефти» - Salym Petroleum Development. Дополнительные объемы нефти, которые мы получим за счет использования этой технологии, смо­гут значительно - на 10-15 лет - уве­личить срок эффективной разработки Салымских месторождений. Мы дого­ворились, что наши специалисты будут принимать непосредственное участие на всех этапах работы, чтобы понимать, как подбираются смеси, компоненты, растворы и так далее. В случае успеш­ного применения технологии мы рас­считываем начать ее использование и на собственных месторождениях.

Придется ли модернизировать добычные мощности для применения новой технологии?

Не исключено, что будет принято решение пробурить несколько допол­нительных скважин, чтобы эффек­тивнее закачивать «коктейль» в пласт. Также придется размещать на месторож­дении блоки для смешения и закачки смеси. Но какой­то специальной большой подготовки не потребуется.

Каков целевой показатель роста КИН?

10-15%. При меньшем показателе применение новой технологии может не окупиться.

Вы реализуете с Shell еще один проект на Салыме - по разработке запасов сланцевой нефти.

Да. Кроме этого, мы в апреле заклю­чили с ними соглашение о развитии новых проектов в этой области. Участ­ков, где есть перспективы разработки запасов легкой нефти низкопроницае­мых пластов, которую часто называют сланцевой, довольно много, а привлечение надежного партнера позволит нам вдвое расширить программу работы. Всем понятно, что чем большая пло­щадь будет охвачена исследованиями, тем выше вероятность сформировать портфель эффективно работающих активов. Давно известно, что в российских недрах залегает огромная баженоабалаковская свита, запасы углеводородов которой составляют миллиарды тонн. Но пока не до конца ясно, сколько этой нефти можно извлечь. Это еще предстоит понять, и технологии будут играть в этом вопросе решающую роль. К примеру, используя скважины с раз­ной архитектурой управляемого гидроразрыва, мы начинаем добираться до тех запасов, которые раньше счита­лись вообще невовлекаемыми в раз­работку. Конструкция гидроразрывов в отложениях баженовской свиты и на ТРИЗ в традиционных пластах разная, но эти две смежные технологии действительно сильно увеличивают российскую производственную базу. Не возьмусь считать по всей стране, но для себя мы оцениваем их возмож­ный вклад примерно в 10-15% нашей добычи на горизонте 2020 года, а это 10-15 млн т. Причем, это еще довольно консервативный сценарий.
Попутный

Отражена ли в программе тема утилизации попутного нефтяного газа (ПНГ)?

Конечно. Мы работаем в двух направ­лениях. Первое - это утилизация ПНГ для энергообеспечения наших про­мыслов. Газ позволит заместить диз­топливо и мазут, используемые сейчас в генерации для собственных нужд. Второе - разработка технологии GTL, то есть конверсии газа в жидкость. В принципе технология GTL использу­ется уже 85 лет, но проблема в том, что попутный газ нестабилен по составу, к тому же традиционная установка GTL выпускает достаточно высокомо­лекулярные соединения, которые для превращения в товарные продукты необходимо подвергать крекингу. К сожалению, эффективное приме­нение установок крекинга возможно только при использовании гораздо больших объемов сырья, чем мы имеем на промысле. Решением проблемы было бы создание технологической цепочки, которая позволяла бы полу­чать в результате применения техно­логии GTL продукт, подходящий для смешения с нефтью в трубопроводе. Это большая задача для катализаторной химии, и мы обсуждаем возможность заняться этой проблемой на площадке Омского НПЗ, чтобы разработать про­цессы и установки, пригодные к разме­щению на удаленных промыслах. Кроме того, нами рассматривается возможность строительства в Омске нефтехимических производств, сырьем для которых, видимо, будут широкие фракции легких углеводородов, полу­чаемых из ПНГ и конденсата. Но это уже стратегия развития нефтехимического направления нашего бизнеса, которая пока находится в разработке.

По внедрению альтернативных моторных топлив какие-то работы предусмотрены?

Тему газомоторного топлива мы про­рабатываем совместно с «Газпромом». Сейчас обсуждается возможность орга­низации на некоторых наших АЗС заправки компримированным газом. Также исследуем тему бункеровки судов сжиженным природным газом (СПГ). Мы понимаем, что после 2020 года СПГ будет занимать значительную долю на топливном рынке морских перево­зок. И стремимся к тому, чтобы наша специализированная дочка - «Газпром­нефть Марин Бункер» - получила достой­ное место в этом сегменте. Мы уве­рены, что накопленный нами опыт работы в бункеровке в разных стра­нах и опыт нашей материнской компа­нии на рынке СПГ позволят получить хороший синергетический эффект для развития этого направления бизнеса.

Наверняка программа инновационного развития предполагает сотрудничество с вузами.

Мы активно работаем с вузами и стараемся создать в Санкт ­Петербурге своего рода технологический кластер. Проводим в городе конференции как по технологиям производства и при­менения горюче­смазочных материа­лов, так и по разным аспектам повыше­ния КИН, разработке трудноизвлекае­мых запасов. В Петербурге в прошлом году при участии «Газпром нефти» было основано Северо­Западное отде­ление Общества инженеров­ нефтяни­ков, вовлекаем в наши проекты Горный институт. Продолжаем работу и с дру­гими базовыми вузами, в частности, с Губкинским университетом. Мы пони­маем: чтобы обеспечить нашим проек­там в будущем качественное научное сопровождение, готовить «конвейер» специалистов надо уже сегодня.

Количественные показатели «Стратегии-2025» фактически не отличаются от планов на 2020 год. Возникает ощущение, что «Газпром нефть» просто перенесла на пять лет срок достижения стратегических целей...

Конечно, никто не оттягивал срок достижения целевых показателей «Стратегии-2020»: выйти на эти цифры так и предполагается в 2020 году. Но при этом мы реалистично смотрим на вещи и понимаем, что по крайней мере на протяжении нескольких лет у нас будет достаточно непростая задача поддерживать этот уровень.

Если говорить о переработке, то при сохранении общего объема мы резко увеличим долю выпуска светлых нефтепродуктов. Однако это сделают приблизительно в одно время все отечественные нефтяные компании. Таким образом к 2020 году в России будет одна из наиболее перевооруженных перерабатывающих отраслей в мире, работающая при этом, вероятнее всего, на не слишком развивающемся, если не стагнирующем внутреннем рынке. На котором, соответственно, будет непросто сохранить рыночную долю и объем переработки. Мировой рынок переработки сейчас также весьма и весьма конкурентен, поэтому сильно расти там не стоит, хотя мы собираемся занимать серьезные позиции в определенных нишах за границей.

Если говорить о добыче, то к 2020 году мы реализуем несколько крупных проектов. Но к тому времени ожидается довольно резкое падение добычи на наших традиционных активах, а после 2020 года мы пройдем плато и на тех новых активах, которые сейчас вводим в разработку. Так что удержание добычи на достигнутом уровне - это не почивание на лаврах, а серьезная тяжелая работа, и для того, чтобы ее выполнить, нам необходимо осваивать новые запасы не менее быстрым темпом, чем до 2020 года. Все как в «Алисе в Зазеркалье»: нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее!

- Из чего будут складываться 100 млн тонн добычи в промежутке с 2020 по 2025 год?

Часть объема - реализация полной схемы разработки нынешнего поколения крупных проектов. Вторая очень важная составляющая - то, что мы называем технологическим клином: добыча трудноизвлекаемых запасов, работа с низкопроницаемыми пластами - баженовской, абалакской, тюменской свитами, вовлечение в разработку ранее неизвлекаемых запасов на существующих площадях, повышение коэффициента извлечения нефти с помощью высокотехнологичных методов добычи. Третья часть - это поиск, геологоразведка, приобретение. Зоны, в которые мы собираемся идти, уже идентифицированы, но пока мы еще не знаем, что это конкретно будут за проекты, их только предстоит найти.

- То есть риски объективно велики?

Не риски, а неопределенности. У нас отрасль такая - мы все время работаем с неопределенностями. Умение работать с неопределенностями, будь то колебания рынка в цене на нефть или геология, - вообще одна из ключевых компетенций нефтяных компаний.

Но любая стратегия строится на прогнозах, в первую очередь - изменении внешних условий на протяжении всего планового периода. Здесь каков диапазон неопределенностей?

Мы не строили прогнозов. Все-таки развитие мировой экономики, диктующее цены, объем спроса, его географическое распределение - вещи, которые предсказывать с определенностью довольно сложно. Мы построили четыре глобальных макроэкономических сценария, достаточно различающихся между собой, и рассматривали, как будет выглядеть портфель существующих и предполагаемых проектов компании в каждом из них, оценивали запас прочности для неблагоприятных исходов и готовность воспользоваться удачным поворотом событий. В первую очередь подробно разбирались в том, от чего и как может зависеть баланс спроса и предложения.

Уровень спроса завязан на темпы экономического роста в тех или иных странах. Например, мы оценивали, способны ли страны Юго-Восточной Азии или Южной Америки превращаться в общество потребления, основываясь на собственных запросах, или они так и будут обслуживать страны севера. Это задает определенный диапазон спроса со стороны стран со стабилизировавшимся или даже уменьшающимся спросом и роста потребления в новых центрах спроса и так далее. Крайне важна с точки зрения изменения спроса роль новых технологий. Если мир достаточно богат, он может себе позволить тратиться на сверхэкономичные двигатели, новые источники энергии. Если мир беден, этого не происходит. В этом аспекте принципиально то, где более быстрым темпом идет обогащение. Если быстрее богатеют старые экономики - видимо, технологический фазовый переход пойдет скорее, причем роль в этом сыграет не только техническая и инфраструктурная готовность, но и политические, идеологические соображения, эти страны смогут позволить себе воплощать в жизнь свои экологические идеалы, а коммерциализированные, поставленные в массовое производство разработки станут вскоре доступны для всего мира и начнут внедряться повсеместно. Если речь идет об опережающем экономическом развитии ныне относительно бедных государств с доходом $3-5 тыс. на человека и первичной автомобилизацией -по всей видимости, там массовым спросом будут пользоваться простые решения, простые двигатели, а значит -другой будет траектория спроса.

Аналогично оценивали варианты изменения предложения, где неопределенности связаны с технологическими прорывами - будет ли это выход на сверхглубоководный или арктический шельф, насколько реализуются или, наоборот, разочаруют перспективы новых категорий запасов и так далее.

Если просчитывать все существующие комбинации, можно получить мириады точек, поэтому логичнее разработать несколько сценариев, достаточно разных и достаточно правдоподобных, которые задают некоторый базис пространства анализа.

- Вы не сказали про влияние цен на нефть...

Цены сами по себе в отрыве от остальных параметров не так важны, но мы считали в диапазоне $60-120 за баррель. Базовый сценарий - около $ 90-95за баррель.

В стратегии добычи большое значение уделяется работе с нетрадиционными запасами, такими как залежи баженовской свиты - в определенной степени аналога сланцевой нефти, уже серьезно изменившей положение США на нефтяной карте мира. Мы тоже опираемся на них как на стратегический резерв?

Мы не считаем сланцевую нефть фантомом, это вполне реальная вещь, до определенной степени это опровержение теории хаббертовского пика* и очередное доказательство, что нефти, в общем-то, еще довольно много. Но мы не считаем, что добыча сланцевой нефти полностью изменит мир и работа с этой категорией запасов совершенно опрокинет то, что мы сегодня делаем. Главным образом потому, что это все еще довольно дорогая технология. Которая, впрочем, открывает много перспектив и для нашей компании, поэтому мы идем в первых рядах по ее освоению, по крайней мере быстрее европейских и азиатских компаний подходим к этому классу запасов в Западной Сибири. Насколько это движение будет успешным, увидим в ближайшие два-три года. В случае положительного результата «Газпромнефть» должна оказаться среди тех, кто делает эту технологию реальностью.

- За счет чего планируется набрать 10 млн тонн зарубежной добычи?

Большие надежды возлагаются на Ирак вообще и на Курдистан в частности. Если все существующие проекты на Ближнем Востоке и в Венесуэле реализуются в том виде, в котором планируется, мы уже выйдем на стратегические 10 млн тонн. Но это без учета возможных рисков, поэтому однозначно надо искать какие-то дополнительные варианты.

По зарубежной переработке планы достаточно масштабные, но пока активы есть только в Сербии и Белоруссии. Каковы основные направления поиска?

Отчасти темпы нашего зарубежного развития обусловлены денежным фактором. Мы уже вкладываем серьезные инвестиции в масштабные проекты реконструкции и модернизации переработки, развития базы добычи, но при этом ответственно и взвешенно подходим к вопросу заимствований. Кроме того - и это, пожалуй, главное - мощность наших перерабатывающих активов должна быть соизмерима нашим добывающим мощностям, поэтому увеличивать зарубежные мощности надо соразмерно с темпами роста в добыче. Какие-то объекты, возможно, имеет смысл строить на перспективу - в тех регионах, где ожидается значимый рост спроса. Понятно, что в Европе с ее переизбытком мощностей строить бессмысленно, а вот в Азии рост очевиден. Но в Европе есть заводы, у которых достаточно синергии с нашими поставками нефти по трубе, с нашим бизнесом, - они являются объектами нашего интереса.

- Но у нас и в 2020-2025 годах зарубежной добычи по планам всего 10 млн тонн...

Зарубежная переработка вполне может работать на российской нефти. Часть нефти, которую мы планируем экспортировать, мы хотим перерабатывать на мощностях, к которым будем иметь доступ. Кроме того, это не обязательно должна физически быть именно наша нефть - возможны какие-то свопы. Хотя, конечно, это должен быть примерно тот же рынок - допустим, восточная часть Тихоокеанского региона.

Куда мы планируем двигаться в сбытовом сегменте, опять же учитывая, что в промежутке 2020-2025 годов особого роста объемов переработки не планируется?

Но при этом планируется увеличивать объемы реализации топлива. Ведь каждая реконструкция НПЗ означает, что из того же количества перерабатываемой нефти мы делаем больше светлых нефтепродуктов. То же касается и сбытовой сети: возможно, количество АЗС у нас будет увеличиваться не так быстро, как до сих пор, но их эффективность должна расти довольно сильно. Мы можем на существующих площадках модернизировать или строить принципиально новые станции, резко изменять прокачку, таким образом увеличивая объем продаж. Есть определенные механизмы, которые нам интересны, - в первую очередь связь нашей сети в некое единое территориальное целое, обеспечение присутствия на всех федеральных трассах, даже в тех регионах, где нет собственных станций, например, через механизм франшизы.

Мы, может, слегка замедлимся по сравнению с периодом быстрого роста последних лет, но цель сохранения темпов роста объема продаж остается. Главная стратегическая задача наших сбытовых бизнес-единиц - размещение практически всего объема нефтепродуктов компании на рынке при обеспечении высоких показателей канальной маржи и возвратного капитала.

«Газпром нефть», четвертый по величине производитель нефти в России, имеет большие планы по добыче нефти в Арктике, и создается впечатление, что ни санкции, ни сокращения производства не могут заставить его уйти оттуда. Фактически, нефтяное подразделение Газпрома пытается стать, как сказал руководитель департамента стратегии и инноваций, «эталоном», но не в плане производства нефти. «Газпром нефть» хочет стать эталоном в таких сферах, как безопасность и эффективность, но прежде всего в технологиях.

Арктическое бурение стало одной из главных целей санкций со стороны США, которые запретили американским нефтяным компаниям и их европейским партнерам обмениваться с российскими производителями технологическими ноу-хау. Это, возможно, и замедлило прогресс «Газпром нефти» и других компаний в Арктике, но не положило конец этому. Дело в том, что российская энергетическая индустрия занималась разведкой в Арктике еще до присоединения Крыма, которое стало поводом для введения санкций.

В конце 2013 года «Газпром нефть» запустила свое первое арктическое месторождение Приразломное, а первая нефть и новая смесь ARCO на основе арктической нефти вышли на рынки в следующем году. С тех пор с этого месторождения было поставлено более 10 миллионов баррелей нефти. Промышленные запасы сырья на Приразломном оцениваются в 540 миллионов баррелей сырой нефти, а пик добычи планируют достичь в 2020 году, который составит 110 тысяч баррелей в сутки.

Вообще Арктика является главным приоритетом для «Газпром нефти»: в 2016 году там началась реализация двух новых проектов. По оценкам, на сегодняшний день Мессояха, самое северное морское месторождение нефти в России, насчитывает 470 миллионов тонн нефти и конденсата. Новопортовское содержит около 250 миллионов тонн нефти и конденсата.

Теперь, по словам руководителя департамента стратегии и инновациий Сергея Вакуленко, как цитирует Platts, «Газпром нефть» продолжала наращивать добычу на всех трех месторождениях, несмотря на сокращение производства и санкции. Фактически, Вакуленко предложил партнерам ОПЕК + рассмотреть возможность изменения квот на добычу, чтобы учесть растущий спрос и снижение глобальных запасов. Тем самым он повторил предложение министра энергетики России Александра Новака, сделанное им во время встречи партнеров в Саудовской Аравии.

Но сейчас не производство является главным приоритетом для «Газпром нефти». По словам Вакуленко, который выступал на брифинге для прессы в Лондоне, главное — это эффективность и безопасность. Похоже, в «Газпром нефти» идут большие изменения — благодаря росту цен на нефть и санкциям.

Вакуленко сказал, что благодаря повышению эффективности средняя скважина на Новопортовском месторождении дает 5 тысяч баррелей в сутки, по сравнению с 300 баррелями из средней скважины на любом месторождении в Западной Сибири. Однако, довольно сомнительно, что причина этой разницы кроется в увеличении эффективности: просто месторождения Западной Сибири разрабатываются уже давно, а в Арктике – начали совсем недавно.

Интересно, что Вакуленко не отдал должное «Газпром нефти» за самостоятельную разработку технологий. «Мы определенно считаем, что в современном мире невозможно развивать все технологии в одиночку — мир слишком сложный, и в проекте используется слишком много технологий», — сказал он, явно указывая на то, что технологическими ноу-хау, которые российские нефтяные производители могут использовать для бурения в условиях Арктики, владеют не только компании, связанные действием санкциями.

Чтобы привлечь еще больше внимания, Вакуленко добавил, что в таких условиях международное сотрудничество в сфере нефтяных технологий может быть «немного авантюрным занятием», поэтому «Газпром нефть» продолжает действовать гибко, следуя плану Б и избегая зависимости от одной технологии.

Геологоразведка в Арктике имеет решающее значение для обеспечения устойчивого развития российской нефтяной промышленности. В сибирской земле еще довольно много нефти, но по мере того, как в Арктическом регион становится теплее, миллиарды баррелей могут стать более доступными. «Газпром» просто заранее заявил о своих претензиях на эту нефть, а эффективность — это просто средство для достижения одной и той же цели — увеличения добычи.

Подпишитесь на нас

20.04.2019 Юкилевич Олег Валерьевич 50 лет

Игорь поздравляю! Твоя мечта сбылась. Привет из далёкого 1989 года г.Кировакан от Олега Юкилевич Ростов на Дону!

08.04.2019 Paul Che

В своё время, начиная ещё с далёкого-предалёкого детства и вплоть до поступления в ВУЗ, с некоторыми продолжительными перерывами, я жил на Крайнем Севере и потому очень хорошо наслышан о подобных происшествиях ещё с тех далёких пор.
- Такие выбросы случались там всегда, сопровождаясь красивейшими огненными всплесками с цветовыми переливами, запоминающимися на всю жизнь. Конечно лишь тем, кому посчастливилось улицезреть это чудо.
Кроме того, ваш покорный слуга является первооткрывателем так называемого «Клатратного Анабиоза», то есть разбирается в клатратной теме.
- Именно поэтому-то, ещё задолго до обнаружения в 2014 году воронки на Ямале я ПЕРВЫМ выдвинул идею о метановой подоплёке всех подобных явлений. О которых был наслышан от непосредственных очевидцев таких же точно непередаваемых по красоте тундровых «шоу».
Кстати, также первым из всех исследователей я объяснил и загадочную гибель целых стай птиц прям в воздухе, массовый падёж рыбы в водоёмах, и непонятное никому выбрасывание морских млекопитающих (китов, дельфинов и др.) на берег.
- И эти природные трагедии также связаны с выбросом различных природных газов, в том числе даже и водорода.
Смотрите - «СКРЫТАЯ УГРОЗА: НА КРАЮ БЕЗДНЫ»:
https://www.proza.ru/2013/01/20/1602

04.04.2019 Олег Сергеевич Кадькало 37

Ребята-участники, молодцы! Чемпионат СИБУРа- классное мероприятие, участвовать однозначно стоит - это хороший карьерный пинок и способ познакомиться с интересными людьми. Отмечу, что решение тестов кейсов - это непростое дело. Если вы их ранее не решали, надо готовиться. Порекомендую ресурс hrlider - посмотрите обязательно

04.04.2019 Сидоров Иван Петрович, 55

Турки приняли единственно верное решение - строить атомную станцию с Россией. Ничто так не "роднит" страны и обязывает к большему сотрудничеству, как заключение столь долгоиграющего контракта

03.04.2019 Климов Александр Петрович 66 лет

В документе фигурируют Минфин,Минэнерго,Фас и нефтяники,а где народ Или настоящий владелец природных богатств не причом.Дума и правительство далеко от нужд народа и живет своею жизнью,а народ это то на чем можно делать деньги.

26.03.2019 Лященко Аркадий Евгеньевич

Насколько я понимаю, все 26 СПГ танкеров и 2 танкера для перевозки газового конденсата поименно указаны в распоряжении Правительства. Из них только 15 газовозов имеют ледовый класс Arc7. Для обслуживания строящегося второго завода Арктик СПГ-2 Новатэку понадобится еще 15 таких газовозов, которые и планируется построить на судоверфи "Звезда". Размещение заказов на этой российской судоверфи предусматривает, что эти газовозы будут работать под российским флагом. Кроме того, из 26 поименованных в распоряжении Правительства газовозов,только один принадлежит российской судоходной компании, остальные иностранным. Разумеется на иностранных газовозах работают иностранные моряки.
Акционерами Новатэка являются иностранные компании. В итоге о каком развитии
Северного морского пути Россией идет речь? СПГ вывозится полностью за пределы РФ частной компанией с иностранными акционерами в том числе, вывозится иностранными газовозами с иностранными экипажами, постройка судов осуществляется иностранными судовладельцами на иностранных верфях.

23.03.2019 Слободина Наталья Александровна

Я в 1979 году проходила преддипломную практику в Геофизическом предприятии г. Нижневартовска. А в 1980 году приехала с мужем работать по распределению в г. Сургут. Больше
30 лет мы работали на Севере. С большой радостью хочу поблагодарить всех Нефтяников Севера, за их мужество, смелость и самоотверженность. Будьте здоровы!